Самая опасная работа среди журналистов - военные корреспонденты. Они идут под пули, рискуя собственной жизнью, чтобы добыть информацию. Почему журналисты выбирают такое рискованное направление работы? Мужской и женский взгляд опытных и начинающих военных корреспондентов на профессию обсудили в программе «Открытый эфир».

- Зачем ездить на войну?

Дмитрий Стешин, специальный корреспондент ИД «Комсомольская правда»: «Я хотел стать военкорром. Мне очень не понравилось освещение моими коллегами первой войны в Чечне. Потом много лет пришлось оправдываться перед военными, что мы уже не такие журналисты и все изменилось. Донбасс еще показал, что журналистская среда, занимающаяся войной, себя осознала, поняла, что невозможно быть одновременно на двух сторонах линии фронта, нужно выбирать свою сторону и, желательно, там, где твоя родина. Многие поняли, где кончается сенсация и начинается измена родине. Что нужно показать людям, а что-то нужно забыть сразу, как увидел».

Екатерина Габель, корреспондент телеканала «Звезда»: «Война выбирает тебя не за красоту и не за пол. Лично у меня были потрясающие примеры коллег. Во-вторых, тут дело, наверное, в правде. Видимо, что-то было заложено отцом-военным. Многое шло из семьи».

Антон Степаненко, военный корреспондент, ведущий телеканала «Россия 24»: «Согласитесь, если бы нам не нравилось то, чем мы занимаемся, мы бы туда не ездили. Поэтому первопричина всего этого, что мы туда едем - нам там интересно, мы самореализуемся».

Алексей Самолетов, военный обозреватель «Звезды»: «Войну я начал снимать 27 лет назад. Нас тогда было четыре человека. Из нас четверых я остался один. Журналисты ездят на войну, чтобы войны не было. Я не знаю ни одного журналиста, который любит войну».

- Тяжело ли психологически?

Антон Степаненко: «Какая-то деформация все-таки происходит. Мне на самом деле было два раза плохо, не по себе, я долго себя найти не могу: после новогодних боев за Грозный во вторую чеченскую и после Цхинвала. Когда я выехал с оператором во Владикавказ, у меня в ноздрях еще дня три стоял трупный запах и постоянно раздавался в ушах телефонный звонок».

Алексей Самолетов: «Самое страшное, что мне довелось пережить - это когда на твоих глазах люди, только что работавшие, попавшие под серьезный замес, сходят с ума. Вот был человек, ты с ним разговаривал. Он попал в зону ковровой бомбардировки, 94-й год, Грозный - и через мгновение это человек, который ушел в себя, и все, он не возвращается. Мы грузили другого человека и отправляли его за границу, это был зарубежный корреспондент. А на моих глазах у меня оператор сошел с ума в Душанбе. Я вынужден был его отправить в Россию и на 1,5 года остался один и как оператор, и как корреспондент».

Дмитрий Стешин: «Я, когда возвращаюсь, я никуда не выхожу неделю из дома. При этом надо уточнить: я не пью».

Екатерина Габель: «Только дурак не боится. Нужно понимать, что за тобой твоя съемочная группа. В конце концов ты отвечаешь за этих людей, которых ты сюда привезла. Во-вторых, от того, что мне будет страшно под обстрелом - а мы попадали в Коминтерново под обстрел, попадали в Старомихайловке под обстрел - от того, что тебе будет страшно, ты растеряешься, ты подставишь собственную группу. И поэтому ты либо здесь соберешься, либо не надо туда ехать».

- В чем секрет поиска информации?

Антон Степаненко: «Как таковых секретов нет. Мне кажется, тут большую роль играют просто случай, удача и везение».

Алексей Самолетов: «Колоссальная подготовка к каждой командировке».

- Удается ли сохранить объективность?

Антон Степаненко: «Объективностью здесь и не пахнет, потому что, по большому счету, мы пропускаем увиденное, услышанное, снятое через себя и выдаем через какую-то свою призму ощущений и впечатлений от того, что мы наблюдали, свидетелями чего мы были. С точки зрения классической журналистики это необъективно. Для себя я решил: для меня главным критерием будет, смогу ли я посмотреть в глаза главным героям своих репортажей, когда они выйдут».

Екатерина Габель: «Наверное, каждый человек должен сделать в своей жизни какой-то решающий для себя выбор, занять какую-то сторону. Я поездкой в Донбасс свою сторону заняла».

Дмитрий Стешин: «Нам в 90-е внушили очень много ложных ценностей, в том числе то, что касалось журналистики. Когда первые российские журналисты оказались во время "Бури в пустыне" в Ираке, и вдруг их согнали в один ангар, а через час к ним вышел пресс-офицер и зачитал какое-то коммюнике. А где лихие поездки на тачанках? Нет, вам все расскажет пресс-офицер. Вот вам цена западной объективной журналистики. И так везде. Только мы, дурачки, 10 лет пытались действовать по их лекалам, пока не поняли, что у нас вообще-то есть своя родина, что у этой родины есть свои интересы и, если ты вещаешь на гигантскую аудиторию своих сограждан, ты должен их интересы учитывать».

- Можно посоветовать кому-то такую профессию?

Алексей Самолетов: «Врагу не пожелаю. Ни врагу, ни другу подобной работы».

Антон Степаненко: «Я бы не стал ни помогать, ни отговаривать. Если человек решил, значит, найдет возможность».