Лично мне, автору этих строк, довелось пересечь границу из Афганистана 11 февраля 1989 года в составе одной из последних групп 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Перед этим, совершив переход через перевал Саланг из Кабула, еще неделю стояли лагерем возле афганского порта Шерхан на реке Амударье и по ночам видели огни города Термез – это уже был Союз. Нервно ждали решения – домой или обратно на войну. Когда дали команду, что все-таки возвращаемся домой и колонна вытянулась в сторону границы – начался спонтанный салют. В ночное небо стреляли все и из всего, не жалея ненужных уже боеприпасов, трассирующие пули буквально исполосовали тьму – со стороны могло показаться, что в этом месте идет грандиозный бой. Крики «ура», разрывающие глотки тысячи человек, были слышны на километры вокруг.

Спустя 4 дня границу пересек и командарм «сороковой» генерал-лейтенант Борис Громов, который сегодня делится с нами своими воспоминаниями о том дне и этой войне.

– Борис Всеволодович, чем для Вас запомнился первый день без войны?

 – Это была еще территория Афганистана, рядом с границей. Со мной оставался штаб и один разведбат. Утром проснулся – протянул руку к телефону, а его нет! У меня рабочий день всегда начинался с заслушивания данных разведки, оперативного дежурного, а тут тишина. И я понял, что война закончилась.

– 15 февраля – это праздник или день грустный?

– Это как 9 мая для людей, переживших Великую Отечественную: праздник со слезами на глазах. Праздник, потому что закончилась война. И день памяти о боевых товарищах, погибших в Афганистане.

– Снится вам война по ночам?

–  Долгое время вообще не снилось ничего, связанного с Афганом, видимо, нервы отдыхали. А недавно началось – разные годы, разные события, которые там происходили. Нахлынули, как говорится, воспоминания…

– Что на той войне лично для вас было самым трудным?

– На войне самое трудное – это сама война. В Афгане я пробыл в общей сложности 5 с половиной лет, в три захода. Казалось бы, можно было привыкнуть, но личная ответственность за принимаемые решения всегда оставалась. Это очень тяжело, когда на тебе лежит ответственность за судьбы тысяч людей. Когда командовал дивизией – отвечал за 13 тысяч солдат, когда был командармом, на моей совести было 140 тысяч человеческих жизней. Все-таки там была война, люди погибали во время боевых операций – умом понимаешь эту неизбежность, а сердцем никак.

– Сколько советских солдат и офицеров там погибло?

– Более 14 тысяч человек. Погибали не только рядовые, но и генералы. Генерал-майор Вадим Хахалов приехал инспектировать эффективность боевого применения штурмовиков Су-25, был сбит в вертолете. Военный советник генерал-лейтенант Петр Шкидченко также погиб при обстреле вертолета. Генерал-майор Николай Власов, советник афганского главкома ВВС, лично управлял истребителем МиГ-21, был сбит ПЗРК американского производства. Еще два генерала – Анатолий Драгун и Леонид Цуканов скоропостижно скончались в это время в Афганистане от болезни.

– Вам лично грозила опасность?

– Если сейчас я отвечаю на этот вопрос – значит нет (улыбается). В общей сложности я провел в Афганистане более пяти лет в разных должностях. Всякие ситуации бывали, некоторые вспоминать даже не хочется, но, видимо, «пуля-дура» для меня еще не отлита.

– Что запомнилось больше всего?

– На войне все чувства обострены, поэтому запоминается многое, если не все. Но больше всего у меня в памяти остался переход от мирной жизни к фронтовой – от декабря 1979 года к январю 1980-го. Все было совершенно обычно, готовились к Новому году. И вдруг – ввод войск в Афганистан. Я тогда служил в Майкопе и услышал, как все, – по радио и телевидению. А через пятнадцать дней и сам там оказался. И все, что увидел в Афганистане в первые дни, меня потрясло и осталось в памяти на всю жизнь. Чужая страна, чужая религия, чужая идеология. Шаг в сторону из «оазиса цивилизации» типа Кабула или Баграма, и ты уже в самом настоящем средневековье. Там, к слову, на календаре тогда был век четырнадцатый. Успел до командировки кое-что прочитать, так что во многом образ Афганистана был ожидаем. Но обстановка давила. Фронта нет, борьбы тогда тоже особой не было. Но было непреходящее ожидание какой-то тревоги, что в любой момент может произойти что-то непоправимое.

– А сколько прошло через Афганистан советских военнослужащих?

– Если говорить о действующей 40-й армии, то более 600 тысяч человек. Но там были представители и других ведомств, в том числе и КГБ, подчиняющихся им погранвойск. К слову, 103-я десантная дивизия находилась лишь в моем оперативном подчинении, и часть ее сил осталась в Кабуле по приказу своего начальства для охраны нашего посольства. Но сама дата вывода – 15 февраля 1989 года, считается основной во всей афганской войне.

– Операция по выводу войск из Афганистана далась малой кровью. Здесь какие-то хитрости применялись?

– Как схитришь, когда в игольное ушко, которым был перевал Саланг, нужно было протащить большую часть ограниченного контингента войск? Операцию разрабатывали тщательно, наиболее ответственным был второй этап вывода, когда уже некому было прикрывать уходящие колонны. Но потерь удалось избежать.

– Каким образом?

– Сейчас уже можно говорить об этом... Мы договорились с Ахмад-Шахом Масудом, который контролировал весь Панджшер, о нейтралитете во время вывода войск. Мы выполнили условия, он тоже. Погибать никому не хотелось, особенно в конце войны.

– Вы лично общались с этим полевым командиром?

– И лично, и в переписке. Он был умным человеком и, хотя не имел военного образования, был неплохим стратегом и командиром. Если бы Масуд запер Саланг, мы бы столкнулись с большими проблемами. Ему тоже пришлось бы непросто, все-таки оружие у нас помощнее, авиация, артиллерия. В общем – договорились. К слову сказать, с Масудом мы уже потом, спустя годы после вывода войск, договорились встретиться в Москве, пригласить военачальников, которые участвовали в крупных вооруженных конфликтах конца прошлого века, и подписать обращение ко всем воюющим государствам. Хотели сказать, что война – это не лучший вариант решения проблем. Но Ахмад-Шаха Масуда убили…

– Решение о выводе советских войск из Афганистана было правильным? Зачем вообще было ввязываться?

– Все войны рано или поздно заканчиваются… Мы сейчас не говорим о причинах ввода войск в Афганистан – это было решение тогдашнего политического руководства страны. А выводить войска нужно было обязательно – удерживать власть на штыках невозможно. Тем более что изначально мы действительно больше помогали Афганистану, чем воевали, а уже потом столкнулись с активным вооруженным противостоянием. Когда я прибыл в Афганистан на должность командующего, а это было в июне 1987 года, то уже знал, что будет вывод войск. Собственно, для подготовки операции по выводу меня и назначили. К тому времени на четырехсторонней встрече в Женеве был определен график вывода, Советский Союз должен был соблюдать договоренности. Впрочем, график нарушался, к тому же были люди, которые лоббировали идею оставить войска в Афганистане. В конечном итоге здравый смысл победил, и мы вернулись на Родину.

– В чем была уникальность операции по выводу войск?

– Во всем: и в целом, и в нюансах. Когда я узнал, что буду назначен командующим 40-й армией специально под задачу вывода войск, честно говоря, сначала даже не представлял, как это можно осуществить в отведенные Женевскими соглашениями сроки. Прекрасно ведь знал, как много у нас гарнизонов, как они разбросаны по всей стране, сколько техники, имущества. Голова кругом шла. Надо было определить маршруты и порядок вывода, учесть массу деталей, провести работу с афганцами (официальной властью и моджахедами). План разрабатывали в штабе армии, в обстановке строжайшей секретности. Утверждал план непосредственно у министра обороны. Все наши предложения были согласованы на уровне руководства страны. Главные задачи: выдержать сроки, которые Советскому Союзу были определены на международной конференции, и не допустить гибели людей.

– Обратно в Афган Вас не тянет?

– Меня приглашали туда поехать, и не раз. Но я не поехал. Меня туда ничто не манит.

– А особенный афганский тост у вас есть?

– Да нет никаких особенных, да и не особенных тоже. А третий тост – за не вернувшихся с войны, у всех «афганцев» традиционный.