Есть странные встречи судьбы…

На книжном развале в центре Москвы я заметил журнал «Советский воин» из моего далекого прошлого. Августовский номер 1982 года, руки сами потянулись к нему. Перелистываю пожелтевшие страницы, вглядываюсь в лица солдат и офицеров... И вдруг знакомая фамилия: Сергей Дронов. Вглядываюсь в фото юного курсанта, и что-то знакомое в этом легком прищуре. Где же я его видел? Пока память «листает» лица и годы, вчитываюсь в строки очерка.

«Иду на посадку»

«...Дронов взглянул на приборную доску, на часы. Через двадцать секунд правый поворот - возвращение на точку. Полет проходит нормально. В зоне они с инструктором прошлись хорошо. Выполнили все, что полагалось по плановой летной таблице. Хорошо ощущать себя и самолет как единое целое! К этому Сергей Дронов стремился с первого курса, но лишь теперь, в конце второго года обучения, пришло к нему это удивительное чувство… И в этот миг он боковым зрением заметил что-то черное, мелькнувшее впереди. Самолет тряхнуло. Двигатель смолк... Дронов попробовал запустить двигатель.

Нажатие кнопки, еще... Тишина. Самолет по инерции продолжал мчаться, ведя за собой пока ничего не знавшего о случившемся инструктора. Но пройдет несколько секунд, и машина начнет терять высоту. Планировать или падать? Курсант Дронов доложил на землю руководителю полетов:
- Я 058-й. Остановился двигатель. Предполагаю попадание птицы...
…Трижды пытался он запустить двигатель, но каждый раз неудача и доклад: «Двигатель не запускается!»
- 058-й, ваша высота?
- Пятьсот.
- Что внизу?
- Поле. Люди. Село.

Если последует команда катапультироваться, сработает парашютная система и курсант спасется. Но неуправляемый самолет ринется вниз, чтобы, ударившись о землю, громыхнуть огромным огненным взрывом... И тогда погибнут люди. Те самые, что работают сейчас в поле или находятся в своих домах... Дронов провел незримую прямую от себя до предположительной точки соприкосновения самолета с землей... Самолет должен перетянуть через село, и вон на том желто-буром поле высота станет нулевой... Там будет посадка или... Никаких или! Сергей Дронов был полон жизни, сердце его стучало ровно и четко, рука твердо держала управление. Дронов знал, что такая посадка связана с огромным риском... Не раз в кругу друзей пел песню «Огромное небо» - о летчиках, попавших в аварийную ситуацию...

Он думал не о личной опасности, а о людях на земле. Дронов доложил руководителю полетов:
- Иду на посадку. …Стремительно мчалось навстречу поле. Дронов поднял чуть выше нос самолета - впереди вырастал пологий холм, и надо как бы влезть на него... Влезть, а не врезаться...

Услышал шорохи. Сначала тихие, затем усилившиеся. Это по фюзеляжу самолета шуршала стерня - жесткие стебли скошенных зерновых... Самолет притирается к земле, мчится вперед, теряет скорость. Возросла горизонтальная перегрузка. Выдержать! Не бросить рукоять управления! Скорость упала, самолет развернуло вокруг правой плоскости. Быстро отстегнул ремни и за борт! Кубарем скатился на землю. Все в порядке. Сам цел. Самолет тоже…».

Тот самый!

… В конце очерка имя автора: «Владислав Шурыгин». Это мой отец! Может быть, поэтому мне кажется таким знакомым лицо курсанта на фотографии? И я как наяву вспомнил, как листал этот журнал в подшивке «Советского воина» в Ленкомнате родного Львовского ВВПУ, где я сам в эти же годы постигал военную науку.

Но что-то не давало отложить старый журнал в сторону. И тут словно обожгло: «Дронов!» Только вчера по телевизору собранный, сухой седовласый генерал, замглавкома Воздушно-космических сил на брифинге в Минобороны рассказывал об операции ВКС в Сирии. В титрах фамилия: генерал-лейтенант Дронов... Тот самый Дронов?! Я купил журнал и, добравшись до дома, сел за компьютер. Пару минут поиска, и на экране монитора спокойное сосредоточенное лицо. Генерал Дронов… Он! Тот же прищур, тот же взгляд! Только годы серебром легли на волосы… Я смотрю на фотографию курсанта с журнальной страницы и на лицо генерала на экране.

Между ними тридцать четыре года! Впереди у этого курсанта вся жизнь. И из далекого московского августовского солнечного дня восемьдесят второго ему было не рассмотреть ее длинную траекторию. Выпуск, лейтенантские погоны на плечах. Служба в строевом полку в Белоруссии, первые золотистые крылышки с голубым щитом и цифрой «3» на груди знак классности - аттестат зрелости военного летчика. Старший летчик, командир звена, замкомэски. Уверенный набор служебной высоты. Цифра «3» на щите сменилась на «2», а затем и на «1» в лавровом венке - знак высшего летного мастерства. Запись в летной книжке: «…готов к ведению боевых действий днем и ночью в любых погодных условиях».

Летчики без неба

А потом был 1991 год. Распад страны, которой Сергей дал присягу служить. Мучительные раздумья - что дальше? Лихие девяностые, когда зарплата российского лейтенанта составляла двадцать долларов, а полковника целых шестьдесят! Но самое мучительное - отлучение от неба! 10%  от необходимого лимита топлива. Почти полное прекращение поставок запчастей. Один за другим застывали на стоянках, выработав ресурс, серо-голубые красавцы Су-24. Инженеры, пряча глаза, начинали разборку выведенных из эксплуатации самолетов, снимая с них исправные, ресурсные блоки, узлы, двигатели... А потом ставили их на те, что еще можно было поднять в небо.

А «доноры» умирали - восстановить их в условиях того финансирования было невозможно. И был в нашей истории страшный год, когда одним махом было списано в утиль больше полутора тысяч (!!!) таких прикованных к земле истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков, транспортных кораблей. Это был настоящий погром. Шло страшное угасание отечественной авиации…

Как трудно было в эти годы сохранить верность мечте, верность небу, когда тысячи летчиков оказались прикованными к земле. Это было время «бескрылых летчиков», когда выпускники летных училищ годами служили в авиационных полках, ни разу не поднявшись в небо. Росло число звездочек на погонах, но вместо знаков классности - пустые щиты. Так, например, из 1700 летчиков, выпустившихся из училищ с 1995 по 2003 год, до уровня 1-го класса дошли лишь 200 человек! А 500 вообще ни разу (!!!) за эти годы не поднялись в небо.

Некоторые летчики «дослужились» до майоров, так и не взлетев. Годовой налет большинства летчиков упал до 10 - 15 часов. Тысячи пилотов ушли из профессии и простились с небом. За десять лет, с 1991 года, из Вооруженных сил уволились 580 тысяч офицеров, из них 430 тысяч - досрочно.

Новое испытание

Как же выжила и сохранилась тогда российская боевая авиация? На чувстве долга и энтузиазме тех, кто, несмотря ни на что, остался верен присяге. И один из них Сергей Дронов. Только он знает, как дались ему эти годы, когда обучать подчиненных приходилось, считая буквально каждый литр авиационного керосина и каждый час ресурса. Как ночами офицерам приходилось дежурить в гарнизонных котельных, потому что рабочих на нищенскую зарплату было не найти, и, чтобы гарнизоны не перемерзли, приходилось самим обслуживать котлы...

Дронову и его стойким сослуживцам выпало многотрудное дело восстановления российской авиации, когда наконец в военный бюджет пришли деньги, когда появилось топливо для полетов, когда в полки стали поступать запчасти и двигатели. Это стало еще одним испытанием. Ведь чудес не бывает, и «золотой дождь», пролившийся на армию, сам по себе не создает ни новые самолеты, ни опытных летчиков. Это как после долгого и мучительного голода вдруг положить перед голодающим целую гору продуктов. Пользы не принесет, а вот убить может… Нужны были огромные усилия, чтобы реанимировать систему, не допустить неконтролируемого срыва в штопор. В начале двухтысячных все приходилось восстанавливать с нуля и одновременно обучать летчиков, ремонтировать технику и аэродромы, приводить в порядок гарнизоны.

Это время Сергей Дронов встретил командиром Уссурийской смешанной авиационной дивизии объединения ВВС и ПВО, а уже в августе 2009 г. был назначен на должность заместителя командующего дальневосточным объединения ВВС и ПВО, а затем и командующим третьим командованием ВВС - ПВО в Хабаровск. При Дронове средний налет летчиков вырос почти в четыре раза - с мизера в двадцать часов, позволявшего лишь кое-как держаться в воздухе, до восьмидесяти - ста, что является золотым стандартом подготовки летчиков. Начались летно-тактические учения, маневры, перелеты. Закаменевшие земли полигонов снова стали перепахиваться в пух бомбами и ракетами.

Боевая работа

Но настоящим знаком качества на ВКС стала работа нашей авиации в Сирии. Для генерала Сергея Дронова, всю свою жизнь отдавшего фронтовым бомбардировщикам, эта операция - звездный час! Русская авиация в Сирии не просто продемонстрировала высокий уровень подготовки, она буквально взорвала все западные оценки боеспособности Российской армии. Выполнено под 6 тысяч боевых вылетов, уничтожено более 7,5 тысячи объектов - только самым современным ВВС под силу выдерживать такой темп боевой работы!

Воздушная операция, изменившая весь ход войны в регионе, заставила натовских и американских экспертов полностью пересмотреть свои взгляды на российские Вооруженные силы. Теперь ни у кого из них не повернется язык назвать нашу армию устаревшей или несовременной. Россия - мировая держава, надежно прикрытая тремя своими главными союзниками - армией, ВКС и флотом. И проверять это опытным путем никому не советуем!

Ради этого и прошел путь длиною в три с лишним десятка лет генерал- лейтенант Сергей Дронов. От того своего первого самостоятельного полета, посадки, ставшей подвигом, до сегодняшнего неба России, за которое он в ответе…

Автор: Владислав Шурыгин

Другие материалы 74-го номера еженедельника «Красная звезда» Вы можете прочитать, скачав PDF-версию