19 марта 1944 года самолет Ла-7, которым управлял Сергей Крамаренко, сильно тряхнуло.  Летчик почувствовал острую боль в левой ноге, а через секунду пламя из моторного отсека перекинулось в кабину, обожгло лицо. Сергей каким-то чудом сумел открыть окно и выпрыгнуть.

6 дней в плену: обезболивающие уколы, тиф и два «расстрела»

Летчик Крамаренко очнулся на земле, когда его уже обыскивали немцы. На машине его отвезли в штаб на допрос, предварительно оказав первую медицинскую помощь – перевязали раны на ногах.

«Сначала они меня приняли за танкиста, - я так обгорел, как обычно обгорали танкисты. И какая форма на мне была, понять было невозможно. Я сказал немцам, что я летчик. Тут же прозвучал приговор – расстрелять! Меня отвели к той же машине, но она, на мое счастье, не хотела заводиться. В то время, как водитель пытался ее починить, в штаб подъехало какое-то начальство. Ко мне подошел офицер в «серебряных» погонах, - видимо, генерал. Спросил: «Кто ты?» я опять сказал, что я – летчик. Он немного подумал, и велел везти меня в госпиталь», - вспоминает ветеран Великой Отечественной войны Сергей Макарович Крамаренко.

Раненого летчика уложили в телегу, в которой уже лежал сбитый в том же воздушном бою немецкий ас. Телега под охраной двух немцев двинулась в сторону полевого госпиталя.

«Ехали долго, возничий все время приговаривал: «Цоб-цобэ!», я его спрашиваю: «Хохол, что ли? Что ж ты против своих братьев воюешь?» А он спрыгнул с телеги, схватился за ружье и орет: «Щас я тебя москалюка, сам расстреляю!» Спасли меня немцы – отобрали у него винтовку, ведь  у них был приказ – доставить меня в госпиталь, а воинскую дисциплину они соблюдали», - говорит Крамаренко.

Сбитого летчика доставили в лагерь военнопленных. В госпитале его раздели, уложили на стол. Врачи были наши, из числа пленных.

«Первым делом стали мазать какой-то красной жидкостью обожженные руки. Боль невыносимая! Потом начали лицо смазывать. Я им говорю: «Ребята, я сейчас буду кричать!» Тогда мне сделали обезболивающий укол, очнулся я уже в койке. Сосед меня спрашивает: «Ты кто, танкист?» Я говорю: «Я - летчик», а он говорит: «А я - штурман бомбардировщика». Так вместе и пролежали. Меня мазали по нескольку раз в день, но все время кололи обезболивающее. Кормили «бурдой», но давали и манную кашу», - рассказывает бывший летчик.

На седьмой день своего плена Крамаренко услышал звуки боя, в окно увидел, как немцы поджигают бараки с военнопленными. Но барак, в котором он находился, по каким-то причинам не подожгли. В 12 часов дня его двери открыли советские солдаты, и, узнав, кто перед ними – налили сначала одну кружку шнапса, потом вторую.

«Подвиг Маресьева» и полет в бомболюке

Сергей Крамаренко пролежал в госпитале несколько месяцев. Ранения ног и ожоги оказались тяжелыми. Пришло время проходить медицинскую комиссию. Рана на левой ноге еще толком не зажила, и Крамаренко пользовался тростью. Но перед врачами предстал, конечно, без нее.

«Помните фильм про летчика Маресьева, которому ампутировали обе ноги, а он перед медкомиссией плясать начал? Вот так и я, только не плясал, а стал приседать. Как сейчас помню – 15 приседаний сделал. Вот только это и убедило врачей в том, что я годен к воинской службе без ограничений», - говорит ветеран.

Но радовался Крамаренко недолго. Военное начальство направило его не в 19 авиаполк, в котором он служил, а совсем в другой. Летчик вернулся в гостиницу в расстроенных чувствах. В номер зашли его соседи и спросили в чем дело, он объяснил, что его отравляют на Украину, а его полк – в Белоруссии. Оказалось, что соседи улетают как раз в туда, и пообещали взять своего коллегу с собой.

«На следующий день приезжаем на аэродром в Тушино. Свободных мест в бомбардировщике не оказалось, и мне предложили лететь в бомболюке. Я, конечно, согласился. Меня привязали к штанге бомбодержателя, чтобы я случайно не вывалился, если люк вдруг откроется. Но я не думал, что будет так холодно. Летели примерно 2,5 часа, все это время я тер из последних сил руки и лицо, чтобы не замерзли. Так вот «бомбочкой» и долетел», - вспоминает Сергей Крамаренко.

На военном аэродроме Крамаренко встретил своего боевого товарища Константина Дашина, который взялся доставить его в родной полк.

«Костя рассказал мне, что пока я «валялся» в госпитале, полк переименовали из 19-го в 176-ой Гвардейский, потому что к тому времени на счету наших летчиков было уже 200 сбитых немецких самолетов. Кстати, в это же время в мой полк был зачислен к тому времени уже дважды Герой Советского Союза Кожедуб», - говорит прославленный летчик.

В 176 Гвардейский авиаполк Сергея Крамаренко взяли не сразу. Хоть и не долгий, но плен у немцев считался «черным пятном» в биографии. Но учли его бывшие заслуги, поверили, и взяли на службу. Последний воздушный бой Крамаренко в Великой Отечественной войне состоялся 20 апреля 1945 года в небе над Берлином.

«Против нас в этом бою было 24 Фоке-Вульфа. Мы сбили пять штук, и они развернулись и ушли. Немецкие воздушные асы, надо сказать прямо, сражались с нами только до 1943 года. А потом пошли уже неопытные, молодые летчики, сразу из училищ, видимо. Они нам были не соперники», - утверждает военный летчик.

За время участия в Великой Отечественной войне Сергей Макарович Крамаренко совершил 66 боевых вылетов и участвовал в 26 воздушных боях, в которых лично сбил 2 самолета противника и 1 немецкий дирижабль-разведчик.

«Черное пятно» Крамаренко: как Сталин решал судьбу летчика

После войны Сергей Крамаренко переводится в Московский военный округ. В 1948 году он в очередной раз исключается из состава группы лучших летчиков своего полка, которые должны были принять участие в воздушном параде над Красной площадью и аэродромом в Тушино. СМЕРШ выявляет в полку еще двух бывших военнопленных – Виктора Шарапова и Виктора Петрова. Командира звена Петрова сразу отправили служить на Дальний Восток.

Вступиться за боевых товарищей берется командир 29-го авиаполка, Герой Советского Союза Александр Куманичкин – постоянный ведущий в паре с ведомым Крамаренко. Куманичкину удается договориться об аудиенции с командующим ВВС округа генерал-майором авиации Василием Сталиным.

«Василий Сталин расспросил меня про плен, я ему рассказал все, как было. Куманичкин сказал, что может за меня поручиться. Генерал Сталин посмотрел на меня оценивающе и сказал: «Хорошо, разберусь». А Шарапову он не поверил. Оказалось, что Шарапов был в прибалтийском концлагере с братом Сталина. Витя Шарапов сделал себе известью на ноге язву, чтобы не ходить на работы. Сталин ему говорит: «Повезло тебе, а вот моего брата Якова в этом концлагере убили... А ведь тебя и доктора за твою симуляцию могли расстрелять. Скажи, кто тебя лечил в лазарете? Как фамилия этого доктора?» Виктор не смог ответить. «Не помнишь? Ты всю жизнь должен его помнить: он жизнью рисковал, чтобы тебя спасти от расстрела за симуляцию», - возмутился Сталин. А потом сказал, что не верит Шарапову и в округе не оставит», - рассказывает ветеран войны.

Как рассказывает Сергей Макарович, Василия Сталина летчики любили – несмотря на то, что он был сыном вождя, он честно воевал в войну, добился того, чтобы в Московском военном округе для всех летчиков были  построены благоустроенные финские домики, куда их переселили из казарм и общежитий. Окончательно судьба побывавшего в немецком плену Сергея Крамаренко решилась на партийной конференции в подмосковной Кубинке. Товарищи выбрали бывшего военнопленного своим делегатом. Василий Сталин в фойе узнал летчика.

«А Крамаренко что тут делает?», - спрашивает Сталин Куманичкина. Тот отвеил: «Летчики нашего полка его уважают, вот и выбрали делегатом». «Ну, раз летчики уважают, то и я буду уважать. Пусть летает на параде, и сделайте его командиром звена!» - сказал Василий Сталин», - вспоминает теперь 93-летний ветеран.

Но жизнь летчика Крамаренко после этого еще не раз преподносила сюрпризы. Сергей Макарович до выхода на пенсию в 1980 году успел поучаствовать еще в 3 войнах.

Звезда Героя «за Корею», «футбол» в Ираке и Алжире

Уже через два года после знаменательных встреч с сыном самого Иосифа Сталина, Сергея Крамаренко отправляют в длительную командировку. В спешном порядке он был вынужден продать только что купленную «Победу», и отправиться в Китай.

«В 1950 году мы стали учить корейский язык. Дело в том, что Ким Ир Сен обратился за военной помощью к Советскому Союзу. Вот Сталин и послал своих «соколов» на охоту на американские бомбардировщики и истребители. Но официально мы там не были. Нам даже корейские имена давали для радиосвязи во время воздушного боя. Меня звали «Бай-Да». Летали мы тогда на самых современных – реактивных самолетах ЯК-15, а потом и МиГ-15», - рассказывает Сергей Крамаренко.

Командиром группы, которая была оформлена как 324-я истребительная авиадивизия, был назначен блестящий летчик, выдающийся ас Второй мировой войны, трижды Герой Советского Союза полковник Иван Кожедуб. Самолеты были разобраны чуть ли ни до винтика и погружены на железнодорожные платформы. Сами летчики поехали «прощаться» с Москвой.

«Мы прошли по Красной площади, полюбовались кремлевскими башнями. Затем мы зашли в какой-то ресторан, откуда я увел своих товарищей с большим трудом, - чтобы успеть,если не выспаться, то хотя бы поспеть на посадку в вагоны! Не знаю, как остальные ребята, но я ночью спал безмятежно - привык за время войны к постоянным переездам»,  - говорит военный летчик.

На границе с Кореей советских летчиков переодели в китайскую военную форму: хлопчатобумажные брюки синего цвета и китель цвета хаки, хромовые сапоги, суконную шинель горчичного цвета и светло-коричневую шапку-ушанку с козырьком. На кармане кителя иероглифы – «Китайская народно-освободительная армия».

«В столовой нас пытались кормить «русскими блюдами» – макаронный суп, иногда капустный. На второе те же макароны, иногда картошка с мясом или рыбой. Очень часто – яичница, а иногда специфическое китайское блюдо – трепанги, которых мы сразу прозвали «морскими огурцами», - вспоминает ветеран.

Первый воздушный бой между советскими и американскими самолетами произошел 1 ноября 1950 года. В небе Северной Кореи встретились четыре МиГ-15 и три американских «Мустанга». В результате боя были сбиты 2 «Мустанга», у нас потерь не было.

Первые же схватки в воздухе показали, что американские реактивные самолеты F-80 «Шутинг Стар» и F-84 «Тандерджет» значительно уступают советским МиГ-15 по скорости, скороподъемности и особенно по вооружению, в результате чего воздушные бои заканчивались их поражением и бегством. Господство американской авиации в корейском небе закончилось.

«Нам, конечно же, очень хотелось обо всем этом написать домой, но мы не могли, не имели права. Мы должны были «зашифровывать» все. Так, например, о воздушных боях мы писали: «играли в футбол», о сбитом самолете: «Я забил гол в ворота противника», - вспоминает летчик.

Потери американских ВВС в воздушных боях с МиГ-15 вынудили командование ВВС США срочно направить в начале 1951 года на Корейский полуостров свои новейшие истребители F-86 «Сейбр» («Сабля»).

По своим летно-тактическим данным этот истребитель был примерно равен МиГ-15: уступая в скороподъемности и удельной тяге, он превосходил его в лучшей маневренности, большей дальности полета и в наборе скорости на пикировании. Зато МиГ-15 имел существенное преимущество в вооружении. Его три пушки: две калибра 23 мм и одна калибра 37 мм с прицельной дальностью 800 метров - значительно превосходили вооружение «Сейбра»: 6 пулеметов калибра 12,7 мм с дальностью стрельбы 400 метров.

«Мы учились воевать с «Сейбрами» по ходу дела. Задача была непростая, тем более, что нам категорически было запрещено летать над водой, а ведь дело происходило на Корейском полуострове – как не летать над водой? Но приказ – есть приказ, и иногда исполнение этого приказа сильно затрудняло, сковывало наши действия, но мы все равно победили», - говорит Сергей Крамаренко.

В одном из боев Сергей Макарович «простил» австралийского летчика. «Глостер Метеором», по словам ветерана, управлял явно молодой, неопытный  пилот. И советский летчик решил его не сбивать. Сам же Крамаренко испытал на себе совсем другое отношение, когда его самолет был сбит противником, и советскому летчику пришлось катапультироваться.

«Когда я спускался на парашюте, дважды американец, делая заходы на своем истребителе, пытался меня расстрелять из крупнокалиберных  пулеметов, но мне повезло – ни одной царапины», - вспоминает летчик.

Фото: USAF - Harry S. Truman Library

На земле Крамаренко тогда тоже сопутствовала удача. Было немало случаев, когда сбитые советские летчики безуспешно доказывали подобравшим их  китайским или корейским солдатам, что они советские, а не американские пилоты. Ведь никаких документов, удостоверяющих это, у них не было, а одеты они были в форму Китайской народной армии. Такие ситуации порой заканчивались трагически. Крамаренко «задержали» северокорейские крестьяне, правда, не обошлось без объяснений.

«Я им говорю: «Ким Ир Сен – хо!» – то есть «хорошо». Затем указал пальцем на себя: «Сталин – хо!», - рассказывает о своем спасении Сергей Крамаренко.

За десять месяцев участия в боевых действиях в Корее летчики дивизии под командованием полковника И.Н. Кожедуба сбили 215 самолетов противника, потеряв своих 10 пилотов и 23 самолета. Главным в этих событиях Крамаренко считает то, что наши летчики нанесли существенный урон стратегической авиации США, чем спасли миллионы мирных корейских жителей.

За проявленную отвагу  майору Крамаренко было присвоено звание Героя Советского Союза. После возвращения из Кореи он поступил в Военно-Воздушную академию, а закончив ее, продолжил службу в разных местах страны. Прошел путь от заместителя командира истребительного авиаполка до заместителя командующего отдельной армии ПВО и заместителя начальника штаба 23-ей Воздушной армии. Как опытного специалиста его направляли обучать безопасности полётов лётчиков в 1970-71 гг. в Ирак, а с 1973 по 1975 годы Сергей Крамаренко служил в Алжире.

91-летний Герой Советского Союза Сергей Крамаренко сегодня вспоминает об этом времени с улыбкой: «Ну, оттуда тоже, уже по проторенной дорожке, писали на Родину про футбол… Только вот про забитые голы не писали. Их «забивали» уже не мы, а иракские и алжирские «футболисты».

Автор: Олег Горюнов